Сгущенное молоко на фюзеляже

Война СССР с Японией началась 9 августа 1945 года. А вечером 18 августа Татьяне Александровне Снегиревой сообщили о назначении переводчицей особоуполномоченного Военного совета Забайкальского фронта генерал-майора Александра Дорофеевича Притулы.

Части забайкальцев и Монгольской народно-революционной армии отрезали группировку частей и соединений Квантунской армии в Северном и Центральном Китае от японских войск. 17 августа главнокомандующий генерал Ямада отдал своим войскам приказ о прекращении боевых действий и сдаче оружия. Война приближалась к концу. И чтобы ускорить ее окончание, наше командование решило отправить авиадесанты с парламентерами для принятия капитуляции в города Чанчунь, Порт-Артур и Мукден.

Снегиревой предстояло лететь в Мукден, крупный центр военной японской промышленности на юге марионеточного государства Маньчжоу-Го.

— Выхожу от начальника разведотдела, — вспоминает Татьяна Александровна, — и слышу: «Проверните дырочки для орденов». Отвечаю: «Кресты надо заготавливать, а не дырочки!» Ведь никаких гарантий, что японцы не обстреляют наши самолеты, не было!

Срочно подготовила текст обращения к японским войскам и всю ночь передавала в эфир с полевой радиостанции. Надо знать менталитет японцев, чтобы понять, что значило для них услышать воззвание о капитуляции из уст женщины! Но тогда учитывалось только одно: она знала японский язык лучше переводчиков-мужчин.

— Говорила, что наши парламентеры прилетят на самолетах «Дуглас» в сопровождении истребителей. Их опознавательные знаки — белые полосы вокруг фюзеляжей и крыльев. А сама подумала: какие полосы, когда нет белой краски? Но вдруг подъехала машина, а на ней — канистры с трофейным сгущенным молоком. «Дугласы» и истребители разрисовывали сгущенкой, — вспоминает ветеран яркую деталь этой операции.

К счастью, сладкие полосы не смыло. Хотя, когда летели через горный хребет Хинган, туман был такой, что руку высунешь в иллюминатор — и не видно, и шел дождь.

Неудавшееся бегство императора

«Дуглас» совершил посадку на Северном аэродроме Мукдена. Первых представителей советского командования здесь явно не ждали. Вокруг не было ни души.

— Не успел генерал-майор Притула отдать команду разыскать начальника аэродрома, как вдали показался японский генерал с золотым шнуром на кителе. Как потом выяснилось, это был приставленный к императору Маньчжоу-Го Пу-И генерал Иосика. Он попросил разрешения отправить самолет. Я спросила у него какой. Ответил: «С вещами повседневного пользования. В Корею».

Но Притула сказал: «Самолеты не выпускать и не принимать!» И дал автоматчикам распоряжение взять под охрану двухэтажное здание аэропорта. Как оказалось, не напрасно. Самолет «с вещами повседневного пользования» принадлежал китайскому марионеточному императору Пу-И. Но эта история закончилась без меня, — слышу в ее голосе сожаление.

Когда генерал, его порученец-капитан и переводчица Снегирева уехали в штаб 3-го фронта Квантунской армии вести с генералами переговоры о капитуляции, наши солдаты обнаружили на втором этаже каких-то подозрительных штатских...

Вскоре на аэродром прилетела остальная часть десанта, и Притула возвратился туда. И пока Снегирева находилась в японском штабе, на аэродроме произошло поистине историческое событие.

Как рассказал ей свидетель событий, военный корреспондент, подполковник Анатолий Васильевич Егоров, к Притуле подбежал старшина-десантник и доложил, что на втором этаже находится «то ли китайский царь, то ли император...».

А это был последний представитель династии китайских императоров марионеточный правитель Маньчжоу-Го Пу-И со свитой. Он прибыл в Мукден накануне и, если бы не советские парламентеры, беспрепятственно вылетел бы в Токио. Но 19 августа Пу-И был отправлен самолетом в распоряжение штаба Забайкальского фронта.

Позднее стало известно, что после судебного процесса в Токио свою монаршью карьеру Пу-И закончил обыкновенным китайским служащим.

Обошлось без харакири

А в штабе, где находились более 20 японских генералов, сложилась уникальная обстановка! Капитан Красной Армии — русская женщина — вела беседу с представителями высшего командования вражеской армии. Исход войны был предрешен, но наши танковые и мотострелковые подразделения приближались к Мукдену, и надо было сделать все, чтобы избежать ненужного кровопролития.

По просьбе Снегиревой начальник гарнизона генерал Хонго поочередно приглашал к столу генералов для беседы. Более полутора суток непрерывно, без сна она вела с ними малорезультативные разговоры о составе и численности войск.

В конце вторых суток их разместили на втором этаже здания, где был обнаружен император Пу-И. Каждый имел при себе огнестрельное и холодное оружие, автомашину и личного адъютанта. А вскоре прилетел член Военного совета Забайкальского фронта генерал-лейтенант Александр Николаевич Тевченков, и переводчица получила приказ объявить японским генералам, что согласно нашим законам они считаются военнопленными и должны сдать огнестрельное оружие...

Столько лет минуло, а Татьяна Александровна рассказывает об этом так, как будто только что вернулась с задания!

— Прошла в глубину комнаты, встала у окна. Японские генералы настроены недружелюбно. А у них пистолеты и самурайские мечи. Стоило кому-то закричать «банзай», и началась бы резня. На какое-то мгновение почувствовала свою беззащитность, ведь на мне только форменное платье и нет даже шинели. Как будто шинель могла защитить! От волнения стала заикаться, но сказала по-японски все, что полагается. Воцарилось молчание. Потом кто-то из генералов первым положил пистолет на стол. За ним стали сдавать оружие остальные.

Стоявшие в коридоре однополчане пошутили: «Что-то у тебя голос сильно дрожал!» Интересно, а как бы он у них дрожал, окажись они по ту сторону двери?

Переводчики на фуражных складах

— Вы понимаете, что такое попасть в Японию в те годы, да еще в 20 лет от роду? — оживляясь, продолжает свой рассказ Татьяна Александровна.

Да, заграница в тридцатые годы для многих советских людей была недоступнее Луны. А Снегиреву в 1936 году послали в Токио работать при аппарате военного атташе Полпредства СССР.

Один из самых трудных языков мира юная уроженка Днепропетровска учила под руководством лучших востоковедов страны и японцев из Коминтерна в Особом японском секторе. Японская армия захватила Маньчжурию, северо-восток Китая и вышла на границы СССР. Нашей армии срочно требовались переводчики.

С целью их ускоренной подготовки и были созданы такие сектора при Ленинградском институте философии, литературы и истории (впоследствии филологический факультет ЛГУ) и Московском институте востоковедения. Весной 1934 года группу третьекурсников с английского отделения ЛИФЛИ, на котором она училась, вызвали в Васильеостровский райком партии и предложили в полном составе перейти в Особый японский сектор. Предложение было принято с большим энтузиазмом.

К сожалению, возможности узнать культуру и традиции Страны восходящего солнца были сведены к нулю. После начала японско-китайской войны все контакты с японцами, за исключением прислуги, продавца и преподавателя японского языка, запрещались.

Два года с раннего утра до позднего вечера Снегирева читала и переводила газеты, поступающие в полпредство из разных префектур. Это называлось сбором информации через местную прессу.

И все-таки даже такая рутинная и довольно однообразная работа давала возможность двигаться вперед в познании языка. Большинству же выпускников секторов полученные знания не пригодились. В Дальневосточной армии, куда их направили, должности переводчиков тогда не было. Зачисляли в продовольственно-фуражные склады.

Всю войну с Германией Снегирева служила переводчиком-литератором в отделе по работе среди войск противника политуправления штаба Забайкальского военного округа. И дождалась, когда настал ее звездный час.

Язык, забытый на 50 лет

После демобилизации из армии в 1946 году в звании капитана она работала преподавателем английского языка на факультете иностранных языков Хабаровского пединститута. Защитила кандидатскую диссертацию по английской филологии. В 1966 году была принята по конкурсу на должность доцента кафедры английской филологии Горьковского института иностранных языков. Потом был Владимирский пединститут и снова — Горьковский иняз. Ушла на пенсию в 70 лет.

Самое странное, что ее японский язык, на который было потрачено столько сил и времени, в мирной жизни не пригодился. И все-таки недавно она его снова вспомнила. Прошлым летом Татьяна Александровна обратила внимание, что правнук Илья, студент факультета вычислительной математики и кибернетики МГУ, проявляет интерес к японским мультфильмам. Предложила ему позаниматься японским. Занятия затянулись на полтора месяца. Договорились посвятить его изучению и нынешние летние каникулы.

Проиграв Вторую мировую, сегодня японцы побеждают на передовой научно-технического прогресса. Однако Татьяна Александровна Снегирева надеется, что когда-нибудь ее внук тоже примет у них капитуляцию и на этом фронте.

Источник: «Российская газета» - Неделя №3432 19.03.2004